Вовсе нет. Каждый человек имеет право голоса, мнений и прочее, чего я лишаю своих солдат. *улыбнулся* (с) Мустанг
Пишет Гость:
05.10.2010 в 18:48
Анонимус наконец-то закончил долго вымучиваемый текст. Надеюсь, понравится, потому что анонимус уже ни в чём не уверен.
лучше всего проходить по URL и читать там, удовольствие неимоверное и коменты оставлять лучше там.Предупреждения:
1)Возможный ООС
2)Вся информация об Аконе сфабрикована автором и к канону не имеет отношения.
15.04.
Сегодня наконец-то смог взяться за кисть. Рука уже почти слушается, но от писанины отвык. Не знаю, как вернусь на службу и в редакцию - придётся долго привыкать обратно.
Очень зол на себя. Никто не сказал мне ничего плохого, ни Кира, ни Абарай, ни Комамура-тайчо, но я всё равно чувствую себя... не знаю, кем, но очень плохо чувствую. Надеюсь, Мугурума-сан об этом всём не узнает, иначе мне стыдно будет смотреть ему в глаза. Даже писать об этом стыдно, но надо. Только, если когда-нибудь мой дневник издадут, пусть вычеркнут этот момент. Спасибо.
Я проиграл арранкару. Не фрасьону и не эспаде - это был... не знаю, как назвать его, "дикий" арранкар, что ли. Наверное, так. Меня только-только отправили в Генсей, я не успел даже найти жильё, а тут - он. Просто огромная ящерица с человеческим лицом и занпакто. Я почти прибил её... его... в общем, это, но оно смогло уйти. Как - не понимаю до сих пор - я отделался мизерной царапиной и раной на плече... в плече... ранением в плечо. От такой ерунды не умирают, можно было бы догнать эту сволочь... но я не смог. Перед глазами всё расплылось, ноги были как не свои... не хочу об этом вспоминать. Всё, что я смог - доползти до гигая и вызвать из Сейретея медиков. Гигай надо было унести - люди начали собираться, но у меня не получилось в него влезть. Он меня не принял. Я потерял сознание прямо рядом с ним.
Прошла уже неделя, а я до сих пор в госпитале. Рана меня почти не беспокоит, и это странно, потому что она не заживает. Я почти её не чувствую, словно рука... не моя. Мне не нравится это ощущение. В последнее время, мне вообще ничего не нравится - еда совсем безвкусная и её слишком мало, медсёстры раздражают, Кира несёт саке, но не догадывается принести поесть - только один раз притащил какие-то фрукты, слишком водянистые и пресные. Абарай один раз принёс пирожки с рыбой, но слишком мало.
Сплю плохо, снятся кошмары, но о чём - не помню. Вчера, во сне, продрал ногтями простыню - пальцам до сих пор больно. На изголовье тоже какие-то царапины, надеюсь, что это не я.
***
Акон пришёл шестнадцатого, ровно в полдень. Шухей не спал; он лежал на непривычной, европейской кровати, и, глядя в мирно голубеющее Сейретейское небо, думал о том, что, когда выздоровеет, обязательно пойдёт в любимую руконгайскую харчевню. Один. И закажет всё меню. А потом наведается к Оомаэде, и снова в харчевню, а после харчевни можно на ужин в отряд...
- День добрый.
Хисаги вздрогнул и сел в постели. Он не сразу узнал голос, но самого Акона, во плоти, опознал сразу. Они почти не общались, и Шухей не мог вспомнить о нём ничего особенного, кроме того, что Акон-сан был специалистом по гигаям, вёл переговоры с ассоциацией женщин-шинигами, отбивая клубные ресурсы, иногда даже успешно... и ещё, почему-то, в памяти лейтенанта прочно закрепилась одна картина: тот день, с неудавшейся поездкой на море. Кира тогда развернулся и печально побрёл за выпивкой, Иба-сан долго и нецензурно ругался, что делали остальные, как-то позабылось, а Акон стоял спиной к штормовому морю, и, негромко чертыхаясь, пытался зажечь сигарету. Спички гасли, и он бросал их прямо в песок, одну за другой, одну за другой... Шухею даже начало казаться, что это какие-то особые бесконечные спички, очередной артефакт исследовательского бюро, но тут офицер бросил под ноги последнюю обгоревшую палочку и повернулся к Хисаги.
- Лейтенант, у вас не будет прикурить?
В этот момент Шухей впервые рассмотрел его лицо вблизи: отсутствие бровей и крохотные рожки с лихвой компенсировали непримечательные, в общем-то, черты. Такие лица не печатают на обложке "Сейретейского Вестника", за такими мужчинами не бегают с фотоаппаратом члены Женской Ассоциации Шинигами.
Пока лейтенант хлопал себя по бокам, надеясь найти в шортах несуществующие карманы, в которых могла бы найтись несуществующая зажигалка, он думал только об одном: есть ли там, под неровно покромсанной смоляной чёлкой ещё один рог, или их всего три?
Этот вопрос снова всплыл у него в голове, когда он увидел Акона в больничной палате.
- Добрый, Акон-сан. Что-то насчёт Мужской Ассоциации? Я был бы не против прийти, я могу нормально двигаться. Можно было бы сходить куда-нибудь пообедать всем вместе, и...
- Нет, Хисаги-фукутайчо, я не за этим. Вас переводят в наш департамент. Для обследования.
Повисла тишина. Акон произнёс это таким будничным тоном, словно... словно снова просил прикурить, но Шухей знал, что кроется за этими словами: мрачные, тёмные коридоры Бюро, лаборатории и недели, месяцы экспериментов, опытов над ним, над Хисаги, голодный паёк...
"Я лейтенант. Что мне может сделать Куротсучи-тайчо? Да ничего. Я не в его отряде. Я ему не подчиняюсь. Он не сможет держать меня там... вечно. Бред. Я почти здоров, только надо больше есть, чтобы всё зажило"...
- Это из-за раны? - Он старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
- И из-за неё тоже. Но я больше специалист по гигаям и по проблемам с гигаями.
- Значит, меня будете обследовать вы, а не Куротсучи-тайчо? - как Шухей не пытался себя перебороть, скрыть облегчение у него не получилось.
- Вы против? - по каменному лицу офицера невозможно было понять, смеётся он или спрашивает искренне.
- Нет!
- Тогда до встречи.
И дверь за ним закрылась.
URL комментариялучше всего проходить по URL и читать там, удовольствие неимоверное и коменты оставлять лучше там.Предупреждения:
1)Возможный ООС
2)Вся информация об Аконе сфабрикована автором и к канону не имеет отношения.
15.04.
Сегодня наконец-то смог взяться за кисть. Рука уже почти слушается, но от писанины отвык. Не знаю, как вернусь на службу и в редакцию - придётся долго привыкать обратно.
Очень зол на себя. Никто не сказал мне ничего плохого, ни Кира, ни Абарай, ни Комамура-тайчо, но я всё равно чувствую себя... не знаю, кем, но очень плохо чувствую. Надеюсь, Мугурума-сан об этом всём не узнает, иначе мне стыдно будет смотреть ему в глаза. Даже писать об этом стыдно, но надо. Только, если когда-нибудь мой дневник издадут, пусть вычеркнут этот момент. Спасибо.
Я проиграл арранкару. Не фрасьону и не эспаде - это был... не знаю, как назвать его, "дикий" арранкар, что ли. Наверное, так. Меня только-только отправили в Генсей, я не успел даже найти жильё, а тут - он. Просто огромная ящерица с человеческим лицом и занпакто. Я почти прибил её... его... в общем, это, но оно смогло уйти. Как - не понимаю до сих пор - я отделался мизерной царапиной и раной на плече... в плече... ранением в плечо. От такой ерунды не умирают, можно было бы догнать эту сволочь... но я не смог. Перед глазами всё расплылось, ноги были как не свои... не хочу об этом вспоминать. Всё, что я смог - доползти до гигая и вызвать из Сейретея медиков. Гигай надо было унести - люди начали собираться, но у меня не получилось в него влезть. Он меня не принял. Я потерял сознание прямо рядом с ним.
Прошла уже неделя, а я до сих пор в госпитале. Рана меня почти не беспокоит, и это странно, потому что она не заживает. Я почти её не чувствую, словно рука... не моя. Мне не нравится это ощущение. В последнее время, мне вообще ничего не нравится - еда совсем безвкусная и её слишком мало, медсёстры раздражают, Кира несёт саке, но не догадывается принести поесть - только один раз притащил какие-то фрукты, слишком водянистые и пресные. Абарай один раз принёс пирожки с рыбой, но слишком мало.
Сплю плохо, снятся кошмары, но о чём - не помню. Вчера, во сне, продрал ногтями простыню - пальцам до сих пор больно. На изголовье тоже какие-то царапины, надеюсь, что это не я.
***
Акон пришёл шестнадцатого, ровно в полдень. Шухей не спал; он лежал на непривычной, европейской кровати, и, глядя в мирно голубеющее Сейретейское небо, думал о том, что, когда выздоровеет, обязательно пойдёт в любимую руконгайскую харчевню. Один. И закажет всё меню. А потом наведается к Оомаэде, и снова в харчевню, а после харчевни можно на ужин в отряд...
- День добрый.
Хисаги вздрогнул и сел в постели. Он не сразу узнал голос, но самого Акона, во плоти, опознал сразу. Они почти не общались, и Шухей не мог вспомнить о нём ничего особенного, кроме того, что Акон-сан был специалистом по гигаям, вёл переговоры с ассоциацией женщин-шинигами, отбивая клубные ресурсы, иногда даже успешно... и ещё, почему-то, в памяти лейтенанта прочно закрепилась одна картина: тот день, с неудавшейся поездкой на море. Кира тогда развернулся и печально побрёл за выпивкой, Иба-сан долго и нецензурно ругался, что делали остальные, как-то позабылось, а Акон стоял спиной к штормовому морю, и, негромко чертыхаясь, пытался зажечь сигарету. Спички гасли, и он бросал их прямо в песок, одну за другой, одну за другой... Шухею даже начало казаться, что это какие-то особые бесконечные спички, очередной артефакт исследовательского бюро, но тут офицер бросил под ноги последнюю обгоревшую палочку и повернулся к Хисаги.
- Лейтенант, у вас не будет прикурить?
В этот момент Шухей впервые рассмотрел его лицо вблизи: отсутствие бровей и крохотные рожки с лихвой компенсировали непримечательные, в общем-то, черты. Такие лица не печатают на обложке "Сейретейского Вестника", за такими мужчинами не бегают с фотоаппаратом члены Женской Ассоциации Шинигами.
Пока лейтенант хлопал себя по бокам, надеясь найти в шортах несуществующие карманы, в которых могла бы найтись несуществующая зажигалка, он думал только об одном: есть ли там, под неровно покромсанной смоляной чёлкой ещё один рог, или их всего три?
Этот вопрос снова всплыл у него в голове, когда он увидел Акона в больничной палате.
- Добрый, Акон-сан. Что-то насчёт Мужской Ассоциации? Я был бы не против прийти, я могу нормально двигаться. Можно было бы сходить куда-нибудь пообедать всем вместе, и...
- Нет, Хисаги-фукутайчо, я не за этим. Вас переводят в наш департамент. Для обследования.
Повисла тишина. Акон произнёс это таким будничным тоном, словно... словно снова просил прикурить, но Шухей знал, что кроется за этими словами: мрачные, тёмные коридоры Бюро, лаборатории и недели, месяцы экспериментов, опытов над ним, над Хисаги, голодный паёк...
"Я лейтенант. Что мне может сделать Куротсучи-тайчо? Да ничего. Я не в его отряде. Я ему не подчиняюсь. Он не сможет держать меня там... вечно. Бред. Я почти здоров, только надо больше есть, чтобы всё зажило"...
- Это из-за раны? - Он старался, чтобы его голос звучал как можно спокойнее.
- И из-за неё тоже. Но я больше специалист по гигаям и по проблемам с гигаями.
- Значит, меня будете обследовать вы, а не Куротсучи-тайчо? - как Шухей не пытался себя перебороть, скрыть облегчение у него не получилось.
- Вы против? - по каменному лицу офицера невозможно было понять, смеётся он или спрашивает искренне.
- Нет!
- Тогда до встречи.
И дверь за ним закрылась.